Верхняя часть фигуры куроса
Известняк красновато-коричневого цвета.
Самос, около 540 г. до н.э.
Верхняя половина небольшой фигурки куроса – архаического юноши, стоящего во фронтальной позе с прижатыми к груди руками и слегка выдвинутой вперед ногой (ноги не сохранились). У юноши круглая голова на крепкой, основательной шее, покатые плечи и плотная, рыхловатая конституция тела. Руки тесно прижаты к нему, без зазоров. Все формы словно перетекают друг в друга: нет резких границ и жестких контуров, линии певучи и мягки.
К сожалению, черты лица сильно повреждены.
От большинства греческих куросов (как правило, обнаженных) эта фигурка отличается наличием у нее одеяния. Юноша облачен в хитон с короткими рукавами (вырез на груди не обозначен), на который сверху наброшен плащ. Особенности иконографии и стиля памятника позволяют отнести его к ионийской школе – а именно к самосской, единственной, в которой имел хождение тип задрапированных куросов.
Головка коры в эпиблеме
Белый мрамор.
Самос, около 550-540 гг. до н.э.
Часть небольшой статуэтки, изображавшей кору — спокойно стоящую фигуру девушки во фронтальной позе. Головка, скругленно-кубической (почти сферической) формы, с тяжелым округлым подбородком, на широкой шее, предстает крепко сбитой, цельной, с выразительными и живым выражением.
Особенностью нашего памятника является наличие у коры головного убора, который целиком скрывает волосы и представляет собой нечто вроде шапочки, расширяющейся на висках и расходящейся над шеей двумя концами, как у башлыка. Концы убора – эпиблемы — не прилегают к шее, обрамляя ее по сторонам «карманами». Поверху убор проработан крупными врезанными дугами, расходящимися от центра лба. Выступающие у висков части убора прорезаны каждый горизонтальным желобком.
Этот прекрасный памятник относится, несомненно, к малоазийской школе Греции. Он имеет ближайшее сходство с головой коры из храма Афины в Милете.
Голова богини с инкрустированными глазами
Приобретена в Афинах в 1846 г.
Мрамор серовато-белый крупнокристаллический.
Греция, около середины IV в. до н.э.
Голова женщины, ориентированная фронтально, с четким и строгим профилем, со слабой асимметрией двух половин лица, с некогда инкрустированными глазами, должна была производить в свое время впечатление иератического образа, приковывающего и останавливающего зрителя своим магнетическим взглядом.
В стиле исполнения головы органически сочетаются две разные тенденции. С одной стороны, форма строга и скованна, лишена внутреннего движения и более или менее энергичной пластической проработки. Просверленные мочки ушей – деталь, свойственная ранней (в основном архаической) скульптуре. Линейная разделка волос тоже говорит скорее о раннем декоративизме, чем о стилизации. Вместе с тем прическа у этой головы достаточно поздняя, распространенная в основном в поздней классике и эллинизме, и в мягкой моделировке рта, уголков губ и крыльев носа ощущается позднее чувство формы. Соотношение заглаженной плоти лица с дробной графикой волос едва ли случайно, — скорее это был преднамеренный прием, рассчитанный на декоративный эффект (как, отчасти, и вставные глаза). Буквальные аналогии памятнику нам неизвестны Вероятно, голова принадлежала культовой статуе, выполненной в архаизирующе-классицистической манере около середины IV в. до н.э.
Cтоящая женщина в повязке
Глина ярко-коричневая с включениями золотой слюды и темных частиц.
Танагра, вторая четверть IV в. до н.э.
Женщина с фигурой удлиненных пропорций спокойно стоит, опираясь на правую ногу и слегка отодвинув в сторону левую. Она изящно задрапирована в плотный длинный хитон и тоже плотный, но менее тяжелый плащ, которые окутывают ее фигуру целиком вплоть до подбородка. Плащ скрывает прижатую к груди правую руку, левая, согнутая под углом, тоже прижата к телу, но обнажена – через нее переброшен тяжелый конец плаща. Нижний край плаща проходит чуть наклонно на уровне колен. Красивая, уверенно проведенная игра складок плаща и хитона, задрапированного крупно, броско, оттеняет грациозную женственность позы. Маленькая круглая головка с миловидными чертами склонена к левому плечу, игра скрытых и открытых форм (лицо-левая кисть) создает ощущение тихой, элегической мелодики ритмов. Прическа проста, но изящна. Волнистые волосы, расчесанные на прямой пробор, разделены на две части: передняя забрана под плоскую стефану, расширенную в центре и прорезанную горизонтальным желобком; сзади волосы свободно свисают длинными завитыми волнами, заброшенными в сторону (детально проработаны, «продырявлены» инструментом).
Классический образец танагрской коропластики второй четверти IV в. до н.э.
Фрагментированная фигура летящей Ники
Из Пергама.
Белый мрамор, с сильной рыжеватой патиной, шероховатый.
Пергам, около середины II в. до н.э.
Небольшая фрагментированная фигура женщины в хитоне, переданная в сильном движении, очень энергично трактованная спереди и более сдержанно и суммарно сзади. Ее плечи находятся на горизонтальном уровне, а разведенные в стороны руки, снабженные крыльями, поддерживают равновесие летящей вправо женщины (ноги, как бы отставая от крыльев и рук, остаются в стороне – слева, причем правая должна была быть слегка выдвинута вперед). Явно изображена парящая богиня – очевидно, Ника. Ее подпоясанный хитон, целиком обнажающий левую грудь, развевается от сильного ветра: бедра почти целиком обнажены, и над правым высоко вздымается край напуска (под ним на фоне прочерчена серия тонких дуговидных складочек, идущих снизу вверх), другая часть которого, на животе, как бы скомкана при резком движении. Вокруг левой руки обмотан конец какой-то короткой ткани – возможно, шарфа, который также развевался, создавая еще более сильное впечатление полета. Все складки одеяния – основного носителя экспрессии – проработаны очень глубоко и образуют под левой рукой и на поясе два длинных глубоких желобка.
Головка богини была изготовлена отдельно, судя по заглаженному срезу шеи, в котором находился монтировочный стержень.
Смелый замысел этой небольшой фигурки напоминает по экстатическому выражению менад (ср. бронзовую фигуру из Додоны в Афинах, В. 10,0 см – Neugebauer 1921: 77-78, Taf. 41). Превосходное, несмотря на лаконизм, исполнение, позволяет считать статуэтку – «маленький шедевр» (Winter 1908: 207) — произведением «пергамского барокко», исполненным, очевидно, около середины II в. до н.э.
Фрагментированная фигура раненой амазонки
Белый мрамор.
Пергам, около середины II до н.э.
Фрагментированная фигура раненой амазонки в коротком подпоясанном хитоне, обнажающем правую грудь, и высоких сапогах; сзади обработана плоско и суммарно – намечен только хитон и обнаженное правое плечо. Женщина представлена в сложном движении – она как бы оседает на землю, подвернув под себя ноги и опираясь на землю правой рукой, но левой еще продолжает защищаться.
В фигуре присутствует одна интригующая деталь, на которую обратил внимание Ф.Винтер (Winter 1908: 209). Над соском обнаженной правой груди амазонки находится след от небольшого продолговатого предмета. Что это было, сказать затруднительно. Но явно не рука (амазонки или другого персонажа), предполагать некий больший объект затруднительно, поскольку все части вокруг моделированы тщательно и нет явных следов крепления.
Тело амазонки, несмотря на малые размеры, трактовано крупно и цельно. Его пластика строга и компактна. Одеяние не только не затушевывает абрис фигуры, но, напротив, обнажает его, тесно прилегая к телу, так что сквозь хитон можно рассмотреть все его формы и даже заглубленный пупок на плоском животе. Складки одеяния тоже крупные, длинные, цельные, хорошо обрисовывают формы. Некое движение ощутимо лишь в отвороте хитона под правой грудью и у пояса под левой рукой. Все остальное сухо и аскетично.
Памятник интересен не только как отражение «большого стиля», позволяющее судить, какой могла быть подлинная пергамская скульптура времен Аттала II, но и сам по себе, как любопытный опыт изображения в скульптуре сложного сюжета – в вазописи он практиковался уже с V в. до н.э. Одним из икjнографических аналогов данного типа может служить (иной по стилю) рельеф из храма Артемиды Левкофриены в Магнезии на Меандре, второй половины II в. до н.э. (LIMC I, 1981, Amazones 104c).
Головка Антонина Пия
Белый мрамор нейтрально-безжизненного тона.
Рим, около 160 г.
Небольшая, ориентированная анфас портретная головка бородатого стареющего мужчины, худощавого, с удлиненным печальным лицом — лицом благородного, интеллигентного патриция. Лицо построено резко асимметрично: левая его половина шире, площе, с удлиненным глазом, поставленным горизонтально (правый компактен и низко опущен), и глубже высверленным левым ухом, — вероятно, голова была рассчитана на рассмотрение в трехчетвертном повороте вправо.
Иконография и стиль изображения позволяют признать в нем портрет римского императора Антонина Пия (ср. Fittschen, Erbach 1977: Nr. 26, Taf. 30, 2) – одного из благороднейших римских правителей, получившего свое прозвище Пий (Благочестивый) за спасение жизней многих римских сенаторов, приговоренных к смерти Адрианом, его предшественником на императорском посту. Ближайшими аналогами памятнику являются: портретный бюст в палюдаментуме из Капитолийского музея в Риме, ок. 140 г., где очевиден тот же тип лица (Fittschen 1983, I: 63-66, Nr. 59, Taf. 68); посмертный портрет Антонина Пия (умер в 161 г.) из Лувра, с более широким лицом, но с аналогичной трактовкой волос отдельными завитками (Kersauson 1996: 204-205, Nr. 87); портрет из Копенгагена (с отбитым подбородком), с более широким лицом (Poulsen 1974, II: Nr. 76, Cat. 690, Pl. CXXI); портрет из Лувра, с аналогичной трактовкой волос (Ibid.: Nr. 86, p. 202-203). Одной из характернейших черт иконографии Антонина Пия являются опущенные к вискам надбровные дуги, что отсутствует в нашем портрете. Однако имеются примеры такого решения среди известных памятников: например, портрет из Дрездена с аналогичной структурой лица и глаз, хотя менее удлиненной формы (Schindler 1985: Taf. 60).
Наш портрет сближается с ранними изображениями Марка Аврелия, у которого повторяется тот же крутой завиток на лбу, в связи с чем его можно датировать поздним временем правления императора — около 160 г.
